Таинственный гений построил барак

Чуть выше старинной осины

И целыми днями взирает во мрак,

Воруя у нас апельсины.

Его философия так проста:

Он верит в волшебную силу хвоста.

Посредством его огромной ступни

Мы можем легко выкорчёвывать пни.

Его помутненный годами взор

Рисует на нас непонятный узор.

И каждый, кто встретится с взглядом тупым,

Становится сразу слепым, слепым.

Пустостроевцы воздвигли пустоград,

На пустом поставив пустоту.

В пустоте разбили пустосад,

Полюбив пустую красоту.

И весною пышный пустоцвет

Поднялся в пустеющей глуши

И пролил пустынно-блеклый свет

В глубину пустот моей души.

Мы - живые игрушки

Двух различных систем.

Мы - ничтожные мушки

В паутине их схем.

Мы - родимые пятна

На лице красоты,

Мы вращаем обратно

Вал заветной мечты.

Мы - бесплодное семя

В землю брошены зря.

Мы - постылое бремя.

Мы - слепая заря.

Наши песни невнятны,

Наши души больны.

Всем другим непонятны

Всходы нашей весны.

Нашим птицам бескрылым

Не взлететь в синеву.

Жить им в мире постылом

В том, где люди живут.

В окнах серая слякоть,

Дни июля прошли.

И нам осталось лишь плакать

И устало пошлить.

Вряд ли стоит молиться

На крутом берегу.

Нам пора удалиться,

Чтоб упасть на бегу.

Растворяясь в собственном дыхании

Внутренним видением томим,

Наблюдаю в вязком колыхании

Образы безликих пантомим.

Вот терзаюсь в сетях подозрения,

Обнажив спасительный стилет.

А потом, исполненный сомнения,

Захожу нагой в кабриолет.

Вот целую деву впалогрудую,

Ощущая слабость на губах.

А вдали мутнеют лунной грудою

Пятна наших брошенных рубах.

В голову забросив снежный ком.

И шепчу премудрости избитые,

Двигая опухшим языком.

Вот травлю зигзагов порождения

Стаей верноподданных прикрас.

И в себе приметы вырождения

С грустью ощущаю всякий раз.

Растворяясь в собственном дыхании

Внутренним видением томим,

Наблюдаю в вязком колыхании

Образы безликих пантомим.

***

Город устало сутулится

Мокрыми спинами крыш.

Тонут весенние улицы,

Дети и птицы - мокры.

Солнце веселое зарево

Скрылось за десять морей.

И сквозь туманное марево

Смотрят глаза фонарей.

Я мечтал в январе

Об июльской жаре,

О загадочных, ярких цветах,

Об упавшей звезде,

О прозрачной воде,

О раскрытых манящих устах.

Сквозь седые снега

Видел я берега

Полноводной и быстрой реки,

Ветер, лёгкий как сон,

И сверкающий склон,

Быстрый взгляд и касанье руки.

Слышен шёпот в тиши,

А вокруг – ни души,

Только солнца сверкающий шар.

В сладком запахе роз

Сонный шелест стрекоз,

И спадающий к вечеру жар.

И на ложе из трав

Под ветвями дубрав

Ночь любви в ожиданье утра.

Тусклый блеск наготы,

И лесные цветы

У погасшего за ночь костра…

А метель всё мела,

И, как саван, бела

За окном усмехалась зима.

И в закрытую дверь

С воем билась, как зверь,

Чтоб свести меня снова с ума.

Лес, на который льет ирреальный дождь,

Карлики гнева бьют своего гонца.

В темном подъезде ты снова кого-то ждешь,

Спрятав под капюшон бомбу лица.

Ветер по небу носит обломки скал,

Женщины в белом жгут негативы снов.

Где мне найти, что я так давно искал ?

Как позабыть вчера и начать все вновь ?

Я отведу от глаз паутину зла,

Я прикажу орлам высоко летать.

Пусть день разгонит кровь в наших телах,

Пусть ночь заставит нас вновь трепетать.

Я подарю тебе, что могу найти:

Мира дыхание, тихий ночной прибой,

Если же нам суждена гибель в пути,

Счастлив, что я умру вместе с тобой.

Он - бездонных снов хитросплетенье,

Он - нагар на кончике свечи,

Он - всегда за мной летящей тенью,

Он - ... молчи, пожалуйста, молчи !

Он - как труп в подвале на Фонтанке,

Он - как яд на острее иглы,

Он - бесстыдный танец маркитантки,

Он - белей снегов, темнее мглы.

Он - как гной на язвах обреченных,

Он - слепой и жалкий вой ветров,

Он - тоска и злоба заключенных,

Он - гниющих тел зловонный ров.

Он - как саранча над райским садом,

Он толкает нас туда, где тьма.

Он - всегда незримо с нами рядом,

Он мечтает всех свести с ума.

По много раз на дню переживая

С самим собой мучительный разлад,

Шляжу и вижу, как душа живая

Торопится без цели наугад.

Чужой любви дрожащие огни

Так холодны и ближнего не греют.

Закрой глаза и поскорей усни,

Чтоб завтра стать на целый день старее.

А утром, разогнав вчерашний сплин,

Ты изменить готов всё то, что было.

Но снова, дома, целый день один

Во скуке растворяешься унылой.

А та, которой видны те цветы,

Что выросли среди полей забвенья,

Ты крик - она душевность песнопенья,

Исполненного кем-то из святых.

Её ведомы любовь и красота

И свет звезды, мерцающей высоко.

Её вода прозрачна и чиста.

Твоя - покрыта тиной и осокой.

Ты и она - две грани бытия,

Две капли, растворенные в просторе.

В котором где -то должен быть и я.

Ведь все мы как одно большое море.

Давайте покажем им, как мы умеем любить,

Неважно кого, и не главное где и когда.

Возьмемся за руки - так нас никому не убить,

Здесь каждый четвертый герой и ударник труда.

Здесь каждый четвертый герой и ударник труда,

Запомните эти слова, господа.

Давайте покажем им, как мы умеем мечтать,

Во дни испытаний, в минуту победных торжеств.

Давайте покажем им, как мы умеем летать,

Окно открывая на двадцать втором этаже.

И будет нам ярко светить в изголовье звезда,

Запомните эти слова, господа.

Давайте покажем им всем нашу кузькину мать,

Покажем такую, как есть, без всего, нагишом.

Мы смелое смели, и нас никому не сломать,

Мы всех их сожрем, запивая российским ершом.

И будет им ярко светить в изголовье звезда,

Запомните эти слова, господа.

Давайте покажем им наш можжевеловый рай,

Откуда не выйти, куда можно только войти.

Давайте покажем им этот заброшенный край,

Откуда захочешь уйти - не отыщешь пути.

Там в омутах темных застыла немая вода,

Запомните эти места, господа.

Давайте покажем им, как мы умеем стрелять,

Неважно, в кого и за что, но всегда наповал.

Наверно, весьма интересно сниматься в кино,

Но этого б Рэмбо да к нам на лесоповал.

Наверно, весьма интересно сниматься в кино,

Но здесь бы его очень скоро убило б бревном.

И ярко б ему в изголовье светила звезда,

Запомните эти слова, господа.

Печальная наша Россия,

Убогая наша страна.

Кто скажет, грехи за какие

Ты нам в наказанье дана?

Полынно-горьки твои воды,

Скудны урожаем поля.

Ни дня не видала свободы

Бескрайняя эта земля.

Как часто тут плети свистали:

Круши, издевайся, тирань.

И Батый, и Грозный, и Сталин

Собрали здесь страшную дань.

С того – то, должно быть, в столицах

Иль Богом забытых домах –

Какая-то скрытность на лицах,

Какая-то скудность в умах.

С того-то, должно быть, повсюду,

В снах Бабы-Яги рождены, -

Иуды, иуды, иуды –

Опора великой страны.

Печальная, страшная сказка,

Которой не видно конца,

Похабно – слезливая пляска

Под матерный звон бубенца.

… Сквозь мутную жижу водицы

Желтеет песчаное дно.

Быть может, тебе возгордиться

Уже никогда не дано.

И будто бы в самом начале

Сквозь мглу недоверья и зла,

Как символы светлой печали

Мерцают твои купола.

***

Чисто - когда помыли полы,

Весело - если поели.

Скучно - во время дождя и жары,

Зябко - во время метели.

Страшно - когда ныряет Чапай

В темные воды Урала.

Если прогнали - то значит ступай

К дому, смотреть сериалы.

Век перепутан, и жизнь прожита

В меленькой, суетной муке.

В окна устало глядит пустота,

Сладко зевая от скуки.

За багряным знаменем

Шли вперед под пламенем,

Непокорным племенем

Гнулися под бременем.

Не пугались темени,

Пригибаясь к стремени,

На багровом темени -

Шесть рубцов от времени.

Гордо клялись именем,

Не считаясь с временем,

Не жалели семени

В комсомольском племени !

Не пугались темени,

Пригибались к стремени.

Утверждались в имени,

Припадая к вымени.

Корчились под бременем

Непокорным племенем...

На багряном знамени -

Отблески от пламени,

На багровом темени -

Шесть рубцов от времени.

Зубы из дерева, груды картонные,

Волосы цвета стиральной машины.

Пляшет уверенно дама стотонная,

Взглядом своим задевая вершины.

Я полюбил её с первого взгляда:

Ноги, затылок, глаза, подбородок.

Кроме неё никого мне не надо,

Женщины столь непонятной породы.

Дама с собачкой в лунном сиянии,

Дама в малиновом полушалке,

Все вы сравниться не в состоянии

С дамой - бетономешалкой !

***

Слышишь ли шум листвы,

Слышишь ли плач травы,

Шорох капели ?

Слышишь ли звон ручья,

Посвисты соловья,

Скрип колыбели ?

Нежность стальной струны,

Ярость морской волны,

Грохот лавины ?

Слышишь - гудит пчела?

Видишь - летит стрела

***

Я помню лишь то, что забудется,

Я верую в то, что не сбудется,

Я вижу лишь то, чего нет.

Мне чужды пределы реальности,

Мой звук – в глубине атональности,

Мой символ – мерцающий свет.

Лелея в душе первозданное,

Слепое, болезненно – странное,

Иду, погружаясь в туман.

Шагаю через наваждения,

Вдыхая в себя отчуждения

Щемящий и сладкий обман.

Мне с детства милы только крайности,

Игра, парадоксы, случайности,

Я вижу их тайную суть:

Реально лишь то, что не сбудется,

Навеки лишь то, что забудется,

И прям лишь извилистый путь.

Под белым солнцем пустыни

Бредут космонавтов трое.

Они приземлились сегодня,

А взлет был при старом строе.

Бредут они по пустыне,

Надеясь на звезды героев,

Бредут, не снимая скафандров,

Их взлет был при старом строе.

Как много здесь изменилось

За два с половиной года:

Про них давно позабыли

Коллеги, ЦУП и “Свобода”.

Три раза уж власть сменилась,

Такое бывает порою

В России, стране парадоксов,

А взлет был при старом строе.

В далеких космических далях,

В шальных уголках мирозданья

Не думалось им о медалях,

А думалось лишь о зданьи.

Терпели они до предела,

Вели себя как герои.

Но кончились нищи запасы

С того еще, старого строя.

Подопытных съели зверюшек,

Нажили себе геморрои...

Но вот пришлось приземлиться.

А взлет был при старом строе.

И вот приземлились парни

В песках без воды и припасов,

И чудятся им сквозь грезы

Павлины, гаремы, баркасы.

Шатаясь бредут по пустыне,

Теряя друг друга из виду,

И вслед им, глаза прищуря,

Глядит голова Саида.

Под белым солнцем пустыни

Бредут космонавтов трое.

Они приземлились сегодня,

А взлет был при старом строе.

Бредут они по пустыне,

Надеясь на звезды героев,

Бредут, не снимая скафандров,

Их взлет был при старом строе.

С каждого - по расписке,

Каждому - по прописке,

Самое то, что близко,

Каждому будет близко.

Каждому лету - хлеба,

Каждому глазу - небо,

Каждой бочке - затычку,

Каждому взносу - первичку.

Каждому немцу - немку,

Каждому ненцу - ненку,

Каждому финну - финку,

Каждому дубу - дубинку.

Каждому баю - байку,

Каждому к чаю - чайку,

Каждому шаху - шашку,

И голубую чашку.

Солнце заблещет споро,

Чаще задышат поры,

Помни ушедших в горы,

Вечно ушедших в горы.

Каждому плану - планку,

Каждому банку - банку,

Каждому Чуку - Гека,

Каждого Мука - в Мекку.

Каждому греку - гречку,

Каждому зеку - печку,

Каждому лосю - лосины

И полкило лососины.

Такса нужна таксисту,

Струны нужны басисту,

В тир привести тирана,

Чтоб заалела рана.

Те, кто не спит - бодритесь,

Те, кто за мир - боритесь,

Вместо лимонов - лимоны,

Так говорят миллионы.

Солнце погаснет скоро,

Гады спрячутся в норы,

Помни ушедших в горы,

Вечно ушедших в горы.

Плывущий по морю рискует навеки

Остаться в его волнах.

Стремящийся к цели едва ли дойдет,

Когда перед ним стена.

Ласкающий сталь едва ли поймет

Всех тех, кто целует плеть.

Познавший простора едва ли захочет

Вернуться обратно в сеть.

Уж лучше забвенье, чем пляски на грудах

Еще не остывших руин,

Я больше не буду послушен тебе.

Мой поезд идет в Берлин.

Я помню песок, но не помню следов,

Наверно это был сон.

Послушай, как странно звучит твое соло

Средь тех, кто поет в унисон.

Какое тут к черту единство мира,

Когда в этот мир вбит клин ?!

Но я знаю место, где полный покой,

Мой поезд идет в Берлин.

Ушедший в себя сохраняет свой шанс

В пустыне больничных палат,

Скрипящая койка, безмолвный сосед,

Пропахший крахмалом халат.

Блестящий, стерильный приклад автомата

Того, кто хранит свой сплин.

Но я ухожу, сказав, что здоров.

Мой поезд идет в Берлин.

А тем, кто останется - многие лета.

У каждого свой Рубикон.

Но я почему-то безумно жалею

Всех тех, кто поставлен на кон.

Никто не сумеет добиться победы -

Ни карлик, ни исполин.

Ты спросишь меня: Куда ты собрался ?

Мой поезд идет в Берлин.

Уж лучше забвенье, чем пляски на грудах

Еще не остывших руин,

Я больше не буду послушен тебе.

Мой поезд идет в Берлин.

Не хочу жить темно и бескрыло,

Жизнь вверяя никчемным заботам.

Отведите меня к русофилам,

Отведите меня к патриотам.

Опрокину стакан самогона,

Огурцом закушу и вареньем,

И в нутре широко и стозвонно

Разольется рекой озаренье.

И пойму, то что жил понарошку,

Правду-матку рубить не пытался,

Редко ел пироги и окрошку

И с народом не часто братался.

Накручу я на ноги портянки,

Сапоги натяну и фуфайку

И спою про лихую жистянку

Под рассыпчатый звон балалайки.

Я спою про березку, что в поле,

Квасу жбан опосля опростаю.

Зарыдаю до жути, до колик,

Увидав журавлиную стаю.

Как былинный попович Алеша

Подбоченясь, пройду по майдану,

Я родную сторонку не брошу -

Не нужны мне заморские страны.

Пусть жуют свои педи-гриппалы,

Запивают их пепси и колой,

Мне дороже с краюхою сало,

А с похмелья, конечно, рассолы.

И душистым дымнув самосадом,

На пол плюну ядрено и звонко.

Вот теперь я такой, как и надо,

Принимай, дорогая сторонка !

Вдоль реки, матерясь задушевно

Побреду, отпахав свое поле,

Повстречаю там чудо - царевну

И женюсь на ней, если позволит.

Заживу широко, что есть силы,

Государственным вторя заботам.

Отведите меня к русофилам,

Отведите меня к патриотам !

...Ананасы в шампанском-

это пульс вечеров!

Игорь Северянин

Сало в шоколаде, сало в шоколаде

Улучшает память, освежает сон.

Весь я в чём-то жёлтом, спереди и сзади,

Весь я в чём-то синем сразу с двух сторон.

Я жупан накину, я в шинке горилки

За купоны выпью, а не за рубли.

Хей живе радяньска наша Украина.

Шо нам те кацапы, шо нам москали?

В круге девок гарных я спляшу угарно

После самой гарной подарю купон.

Сало в шоколаде, сало в шоколаде

С Винницы - в Бердичев, с Жмеринки - в ООН!

Пуглива, стройна, как газель,

Виньетка, изыск природы.

Взгляни на меня, Шизель,

Открой мне дары природы.

Я локон твоих волос

На перст накручу манерно.

Не в шутку люблю, всерьёз,

Оскал и смешок твой нервный.

В долине цветёт лоза –

Орудье мучительной порки.

Откройся, мой сладкий Сезам,

Не прячься, мой сокол Зоркий.

В долине кричат пастушки,

Играет свирель коровкам.

Прощу все твои грешки,

Но только кивни головкой.

Шепни мне тихонько “антре”,

За веером скрой смущенье…

И я уйду на заре,

Забыв попросить прощенье.

Пуглива, стройна, как газель,

Виньетка, изыск природы.

Взгляни на меня, Шизель,

Открой мне дары природы

Четвертые сутки пылают станицы,

Четвертые сутки я дома сижу.

Не естся, не пьется мне, даже не спится,

Сижу и спокойно за окна гляжу

Где лето в разгоне, разгуле, разгаре

Зовет населенье в леса и поля,

Четвертые сутки, как Юрий Гагарин,

Сижу и смотрю, как планета Земля

Неспешно вращенье свое совершает,

Рассвет переходит незримо в закат.

Никто не тревожит меня, не мешает,

Чему я конечно же, внутренне рад.

Но внешне, все так же могуч и спокоен,

Бесстрашно взираю, желанья прогнав,

Незримого войска рассчетливый воин,

Герой о котором забыла страна.

...Четвертые сутки пылают больницы,

Привязанный к койке забылся пилот.

Он спит и во сне видит Синюю птицу,

Вершащую свой бесконечный полет.

Кровавый Щелкунчик бредет по столице,

Пронзая прохожих рапирами глаз.

Он видит повсюду знакомые лица:

Бодлер, Че Гевара, Толстой, Фантомас.

Вот очередь в Цум, вот в Большой. А вот в Малый,

А в Средний сегодня никто не пошел.

Кровавый щелкунчик вздыхает устало,

Не все на душе у него хорошо.

Какая-то дама в манто безразмерном

Глядит на него, как на нерпу казах.

Кровавый Щелкунчик кивает ей нервно,

И страх в его темных, бездомных глазах.

Веселый купец продуктовой палатки

Его зазывает товаром своим.

Открыть предлагает крутые прокладки

И “Сникерсом” машет -

Давай, улетим !

Но знает Щелкунчик маршрут свой отменно,

Лоб строго нахмурен, и сжаты уста.

Как в Горках печник - широко, вдохновенно

Идет он, все время считая до ста.

...Щелкунчик спешит на Кремлевскую елку

На самую главную елку страны.

Сегодня придут туда клевые телки,

А с ними крутые придут пацаны.

Свежесть пленера вдыхая,

Светом Маира согреты,

Путь свой земной совершают

Гиперэстеты.

Гении русской рулетки,

Баловни высшего света,

Галстук, монокль и жилетка -

Гиперэстеты.

Нежные, как орхидеи,

Жесткие, как кастаньеты,

Вдох кокаиновой пыли,

Гиперэстеты.

Тайных течений адепты,

Негоцианты - поэты,

Всех вас люблю и лелею

Гиперэстеты.

Мчитесь на аэропланах

В дальние точки планеты,

Жадно ища впечатлений,

Гиперэстеты.

Номер удачи на скачках,

Хвост промелькнувшей кометы -

Все занимает ваш разум

Гиперэстеты.

Взоры мулаток прекрасных,

Черные дыры запретов

Ведомы вам, без сомненья,

Гиперэстеты.

Звук мандолины щемящий

Вдаль провожает корветы.

О, императоры страсти,

Гиперэстеты.

***

Не люблю я извращенцев,

Половых невозвращенцев,

Волевых непротивленцев

И министров силовых.

Как не люб мне тлен немецкий,

Так не люб и чай турецкий,

Жить привык я по-простецки,

Дорог мне родной ковыль.

Для чего мне эти янки ?

Я женюсь на россиянке,

Может быть, на кореянке -

Интернационалист !

Чем вам плохи итальянки,

А японки - обезьянки ?

Но опять под звук тальянки

Я топчу родную пыль.

Крик торговки на базаре:

Харе Кришна, Харе-Харе,

Каждой твари тут по паре,

Только я опять один -

Мизантроп, пустынный житель,

Диссидент, поэт, учитель,

Землекоп и расточитель -

Развеселый господин.

В поэтических салонах,

На вокзалах и в притонах

Наблюдаю утомленно

Я Империи закат.

Всюду царствует Маммона

Весь с иголочки, в зеленом,

Вместо скипетра - Мадонна,

А держава - автомат.

Задолбали эти янки -

Я женюсь на обезьянке !

Пусть рыдают кореянки

С итальянками навзрыд.

И уйду под лунным светом

Ошельмованным поэтом

К ненаписанным сонетам,

В край полуденной жары.

***

Под ветром шумят тополя,

Шумят по-осеннему грустно.

Послушай, не надо ля-ля,

Послушай, не надо о чувствах.

Пусть кто-то на первых ролях -

У нас, как всегда, не густо,

Но только не надо ля-ля,

Вот только не надо о чувствах.

Залиты дождями поля,

В полях догнивает капуста.

Прошу, ну не надо ля-ля,

Прошу, ну не надо о чувствах.

Любви больше нет - голяк,

Где было густо - там пусто.

Не надо больше ля-ля,

Ах, как пахло свежестью и хвоей,

Как дремалось сладко на заре.

Солнце над притихшею Москвою,

Зимний день в холодном декабре.

Рождество шестнадцатого года,

Ёлка, вся в гирляндах и шарах.

Много лет прошло с того восхода,

Только помню было, как вчера,

Только помню было, как вчера.

Помню всей семьей играли в фанты,

А потом разгадывали сны.

А теперь мы просто эмигранты,

Дети обезумевшей страны.

Помню, как смеялись мы над няней,

Нагадавшей всем нам дальний путь.

Помню, как легко летели сани

В тёмную, заснеженную муть,

В тёмную, заснеженную муть.

…А метель кружила в быстром вальсе –

Белом, невесомом, неземном,

И дрожали от волненья пальцы,

И казалось всё счастливым сном.

Свечи догоревшие остыли,

Оборвалась тоненькая нить.

И звенели струны от бессилья,

Ничего не в силах изменить,

Ничего не в силах изменить.

Словно птицы, пронеслись восходы,

Только помню было как вчера:

Рождество шестнадцатого года,

Ёлка, вся в гирляндах и шарах.

Ах, как пахло свежестью и хвоей,

Как дремалось сладко на заре.

Солнце над притихшею Москвою,

Зимний день в холодном декабре.

Рождество шестнадцатого года,

Ёлка, вся в гирляндах и шарах.